Став генералом, а ещё — почётным гражданином Бишкека, Сохского района Узбекистана, почётным сотрудником МВД Республики Таджикистан, орденоносцем и, наконец, президентом кыргызской секции Международной полицейской ассоциации, Шейшенбек Байзаков для своих и, прежде всего, для ближнего круга «карагандинцев» — выпускников Высшей школы Министерства внутренних дел СССР, остался тем же жизнерадостным заводилой Шуриком, или Кошей.

Сегодня — несколько его историй. Без убийств и крови (хоть и такого в 26-летней карьере сыщика хватало), но о ловких мошенниках. Впрочем, раз попались, значит, лейтенант Байзаков оказался проворнее и хитрее…

Конец 1970-х, городишко Канибадам в Таджикистане. В жаркий полдень у входа в ювелирный магазин резко затормозила чёрная «Волга», в коих по тем временам только «хозяева жизни» разъезжали. За рулём гражданский, при галстуке, что само по себе в тех краях редкость большая. На пассажирском же сиденье — полковник КГБ, в форме при полном параде.

Вельможно спугнув покупателей, «чекист», помахав гербовой бумагой, сообщил, что золотые изделия отсюда изъяты за границей (контрабанда, чуть не расстрельная по тем временам статья), а потому, дескать, заведение закрывается для ревизии и опечатывается. Продавцу же надлежит немедля отбыть домой, где и ждать обыска, что тот незамедлительно исполнил. Полковник, опечатав дверь, через 40 минут вернулся, набил портфель «конфискатом», вальяжно сел в машину и был таков.

Сначала пришла ориентировка из соседней республики. А через недельку — информация от единственного тогда во Фрунзе официального скупщика драгоценностей, что работал в приёмном пункте Дома быта. Сначала за ним попробовали понаблюдать. Но через неделю, не заметив ничего предосудительного, слежку сняли. Решили поговорить. По душам. С первого раза разговора не получилось. И со второго тоже. Зато, как сейчас модно говорить, удался «психологический портрет» фигуранта. После этого нагрянули с обыском: хотя дело заведомо безнадёжное, надо быть круглым дураком, чтобы после двух «бесед» не перепрятать золото, даже если оно там и имелось. Но эффект такие действия возымели: тогда по Союзу прокатились расстрельные дела цеховиков, их судьбы боялись как огня. И клиент заговорил: «Товарищ следователь, они меня что, за идиёта держат!? Колье и кольца принесли чуть не в заводской упаковке, даже ценники не сняли. Тут либо кровь, либо что ещё пострашнее. Ничего я у них не взял. Ни-че-го…» После этого появились словесный портрет разыскиваемых, особенности речи, установки, ориентировки, засады. В итоге их взяли…

…У Зелёного рынка многие годы стояла сапожная будка. В ней добросовестно стучало молотками третье поколение Наимовых. Копеечка к копеечке, полтинник к полтинничку, рублик к рублику.

Однажды Наимов-младший засобирался покинуть наш добрый град. Воссоединиться, так сказать, с роднёй в, как теперь говорят, дальнем зарубежье. Но советские дензнаки с собой не заберёшь, и давай Давид превращать их в золотишко. Вроде всё тихо делал, да разве шило в мешке утаишь?

Как-то раз в ворота его дома постучали. «Было бы темно, ни за что бы не открыла, — причитала потом хозяйка, — а тут средь бела дня!» Поддатый хмырь перво-наперво на бутылку потребовал у оторопевшей хозяйки, сказав, что Давид ему обещал: «Мы в «обезьяннике» Свердловском вместе сидели, пока его в КПЗ оформляли. Адрес дал, тебя навестить наказал, передать, чтоб товар перепрятала — обыск будет. Что за товар — не моего ума дело. Только сидит твой мужик уже. Короче, неси пузырь. Валить мне пора».

Бааа, что делать-то?! Это сейчас — сотка, вотсап, Интернет. Тогда телефонной будки во всей округе не сыскать. Да и куда звонить-то?! Короче, повытаскивала та заначки, сложила в чемоданчик, да к брату снести хотела. Только за ворота, а к ней — с обыском.

«Ну, я вижу, тут явка с повинной. Искать не требуется. Давай, капитан, оформляй. Ты, Наимова, завтра прямо в гормилицию приходи к 10.00, да смотри не опаздывай, а то явку с повинной аннулируем. Всё, до встречи», — отрывисто предупредил следователь, чемоданчик в руки — и в такси. Только это женщине и показалось странным: почему не в «бобике» милицейском приезжали? Бегом к мужу, в будку. Тот, естественно, ни сном, ни духом. Уж как он там жену учил, нам неведомо. А заявление Байзакову поручили.

По описанию преступники на знаменитых тогда во Фрунзе мошенников Турахуна и Юру Маслова походили. Арсенал тех велик был! Коронный номер — с шиком одевшись, Маслов на грудь звезду Героя Соцтруда вешал, а то и две. И шёл в ЦУМ иль на толкучку. Народ глазел, терял бдительность. Турахун тем временем карманы чистил. И так не только во Фрунзе, но и в Алма-Ате, Ташкенте промышляли.

Долго ли, быстро, но взял Шейшенбек обоих. Мало взял — расколол! Впрочем, матёрые сыскари отнесли это за счёт фарта оперского, мол, новичкам всегда везёт. Но вскоре убедились в обратном…

…В канун Первого мая на пороге кабинета ректора женского пединститута возникла колоритная, судя по одежде и манерам, явно не здешняя, фигура: «Из Первопрестольной, с центрального телевидения (взмах непонятными корочками). Репортаж о праздничной демонстрации трудящихся снимаем. Вас нам горком партии порекомендовал (бумага с гербом и сановной подписью мелькнула и вновь исчезла в шикарной кожаной папке с логотипом Кремля). В колонне вузовской ваши девчата красотой и молодостью выделяются. Пятьдесят студенток отобрать надо, дня через три на стадионе тренировку проведем. Одно условие: все пятьдесят в плащах болоньевых быть должны. И не абы каких, а в фиолетовых. Вас в самой Москве покажут».

Тщеславие. Смертный грех. Разбившись в лепёшку, ректор все условия выполнил. Студентки в оговорённой одежде пришли, построились. «Переодеться в спортивное!» — последовала команда. Зайдя в раздевалку, 50 красавиц вновь на поле вышли. Давешний телевизионщик с ними маршировал, речёвки разучивал, скандировал лозунги. А через час, под трибуны вернувшись, бедняжки ни одного плаща не нашли. Пропала болонья вместе с продюсером.

Плащи из болоньи тогда дефицитом огромным считались, особенным спросом пользовались женские фиолетовые и мужские малиновые: по 300 рублей, бешеные по тем временам деньги, спекулянты за них просили. Чтобы для «московской хроники» приодеться, девчонки и администрация институтская всю родню и знакомых раздели.

Материал, как вы уже поняли, «фартовому оперу» поручили. И через месяц он уже этапировал преступника из Ленинграда. А вскоре и двух подельников из местных надолго на нары отправил. Вот только плащи к тому времени уже по всему великому Союзу Советских Социалистических Республик разошлись…

…Экзотическое по тем временам словечко «кастинг» привлекло всеобщее внимание. Объявления о наборе в артистки «девушек симпатичной внешности 18-23 лет» висели по всему городу. Новость обсуждали на каждом углу, модницы наводили макияж, в немногочисленных парикмахерских образовались очереди.

В назначенный срок, решительно отстранив «болельщиков» мужского пола, строгая комиссия — две явно не местные дамы и джентльмен — пригласила соискательниц в полуподвал Дома офицеров, где, собственно, и прошёл кастинг. Из сотен потенциальных звёзд экрана отобрали тридцать. Что и говорить, это были первые фрунзенские красавицы!

Выслушав поздравления, пролив слёзы радости, девушки услышали, что надо сдать по сто рублей — съёмки пройдут в Алма-Ате, а туда надо добраться, плюс прочие расходы. Строгие экзаменаторы дали один час, чтобы принесли деньги. «В противном случае поедут другие». Надо ли говорить, что в назначенное время три тысячи были собраны?! Далее — по сценарию. Криминальному. «Послезавтра в 6 утра собираемся у заднего входа в оперный театр. Не опаздывать — в полдень нам на «Казахфильме» нужно находиться, заказан павильон». Но ни в шесть, ни в семь и ни даже в десять аферистов не дождались.

И этих отыскал Байзаков. На сей раз ухитрился и деньги потерпевшим вернул. За что благодарности министра внутренних дел удостоился. И, пусть через сорок лет, поздравим-ка мы его с тогдашним почином и грядущим столетием уголовного розыска!

Александр ЗЕЛИЧЕНКО.